Ничего.

Слова, слова,
Чёртовы слова.
Ты один, я одна.
Слова, и грубо и пора,
Слова, размять слова,
И вспять, героем стать,
Слова. И думать,
Обыграть слова.
Опять. Никто. Не спать.
Слова и добрым,
Глупым стать.
Слова.
И тупо в землю гнать,
Слова. Гнобить.
И только брать.
Слова. Чужую душу драть.
Слова. И снова мы опять
Слова.
Заткнули время вспять.
Заткнулись мы.
Пора нам спать.

Меланхолия. О том, как цветы не вянут.

Я не люблю новое. Я люблю старое, ржавое. То, что других заставляет плакать горькими слезами. Гулять медленно по дороге, чувствуя каждый шаг, вслушиваясь в крики ворон. Взглянуть на перевёрнутого на спину жука, обернув его на ноги, смотреть на то, как он обездвиженно стоит. Может и он удивился, почему я ему помогла. И идти дальше...

Я не люблю солнечную погоду. Я люблю пасмурность. То, что на душе тепло вводит мысли о побеге из планеты. О побеге в себя, в свой мир без конца. Но оно держит, эта пасмурность красива, до души трогает своими нежно-серыми пальцами, чертовка меланхолия, моя вечная подруга.

Я сижу в парке и читаю стихи. Бодлер. Опять. В других - весна, во мне - осень, вялая, с цветами засохшими, стоит рядом, не двигаясь, её рыжие волосы развиваются на ветру. И я сижу рядом, разделив свою душу пополам. Будто она мертва, но это не так. Кто мёртв, больше жив. Кто умер, того душа воскресла до самих небес... алых и потухших, словно огонёк из ржавых лилий, тех, что никогда не вянет. Всмотревшись в небо, я вижу пустоту, она наполняет меня. И нет ничего красивее, будто всё в мире постигло конец. Но это только начало.

Кого ты любишь? А может ты не любишь никого. Но как же хочется придаться той смертной казне, втянули чувства дым и втянулись в сердце болью и размахом. А клетки чувствуют, ты - человек, ты - дышишь, но хочешь ты дышать вовсе не собой. Это так банально, твоя осень прибавляет пыли и ржавчины, сердце обездвижено и ты ждёшь чего-то, пока твой механизм нагревается... нагревается... и сгорает до тла. Но как же ты хочешь оказаться... оказаться тем ржавым и нужным. Чтобы любили того монстра, кем ты являешься. Чтобы любили то поникшее, страхом окутанное, загнанное животное, в котором живёт рыжая осень... обними мои цветы... может, обнимешь? А может я обожгусь этим ярким, весенним солнцем. Это просто солнечный удар, слёз нет. В душе пасмурно, как и было. Заходи, я так хочу... Причини хотя бы боль. Хоть что-то. Оставь свой отпечаток, как листву улетающую вдаль на холме, это такой впечатляющий вид. Оставь свои отпечатки пальцев... на моей душе. Сожми это маленькое, пылающее сердце. Я с ужасом посмотрю в твои глаза и ты увидишь всё то, о чём я не могла сказать...

И вроде птицы вокруг танцуют на ветвях, легко размахивая крыльями. Вроде, солнце яркое, люди, почувствовав весну, расцвели и бродят вокруг, думая, что они нашли свой путь. Дороги нет. Это всё мы выдумали в своей маленькой голове. Как дети. Есть только то, во что мы верим. Другие - в лето, яркую одежду, цветы, свидания... я - в осень, в пустоту, алую смерть. Потому, что тот, кто мёртв, уже воскрес душой.

Потому, что тот, кто мёртв, тот - жив.

Собеседник Андорфа.

"Живу в своём сказочном мире. В мире иллюзий. Где никто никого не трогает, не обижает. Да, ведь слова могут задеть. И задевают изо дня в день, когда ты весь из себя такой чувствительный. Да кого ты строишь из себя, дурак? Я продолжу, но, быть может, замолкну. Я ведь опять запил лекарства рюмкой виски, но я же бессмертный, не так ли?" Он хохотнул. За ухмылкой последовала блеклость в глазах. "И я бесчувственный и отвратительный."

-"Как всегда, сэр."

-"Замолкни," он в слегка грубоватом тоне закрыл своего собеседника, взяв рюмку в руки. "Что же ты ещё тут ждёшь? Когда я упаду наконец? Не будет тебе сьего счастья сегодня. Я стойкий как оловянный солдатик. Не трогай меня и мой жакет. Ахах."
Он резко сменил тон. "Придурок." Он пессимистично и со злобой фыркнул. Последовала пол минута тишины.

"А я тогда разбил свои надежды!" Он воскликнул, воспоминанием всплыв у него в голове. "Ох, было же забавное время. Я её любил. Я тогда ещё знал, что это такое - любить. Хах, любовь... противное слово. Налей мне ещё. Когда-то, ещё в том замке, помнишь, ты же присутствовал, а я постоянно изливал на тебя всю свою злость, избивал по вечерам. Ох, было время-! А ты постоянно попадался под руку, ублюдок ты сраный. Ну, чтож... прости ты меня. Я и не думал, что тебе было больно. Я ведь тогда уже стал, как это люди называют - бесчувственным?..." Он замолкнул. Продолжил он уже в другом оттенке, говоря серьёзно и слова стали тише: "А я это называю самообладанием. Я это называю честью, властью над собой. Это для меня высшая степень не индивида, а персоны! Ах, как же это прекрасно..." Он обернул рюмку в свои тощие пальцы и испил глоток наилучшего Шотландского виски 19 века.
"Кутеж, говоришь? Я никогда не жил и не живу в кутеже. Я живу только в своём разуме. В своих размышлениях, в своём порядке и планах. И никого нет рядом с таким как я. Знаешь, почему?" Он допил.
-"А потому, что я самый отвратительный на свете уже не только для самого себя. Но и для моей Персефоны. Уже давно..."

Шипы.

Я бежала в никуда. Ночью. Ноги голые, сквозь листья и шипы. Но в голове одна мысль: беги. Ты должна бежать... как ты и убегала, но в этот раз - беги за ним, дура. Ты же знаешь, что сама ты с кинжалом не справишься. Но, ведь получалось... нет. Ты должна взять себя в руки или эти лапы тебя задушат только потому, что ты это так восприймешь. Держись чётко на ногах и беги. Почувствовав силу в венах и наглость - твоё второе счастье.
-Беги...- сказала рыжая, скрываясь за стеной, но голос у неё был уверенный как никогда. -Ты можешь всё. Ты была мной, ты и есть сейчас. Только мудрее и сдержаннее. Совершеннее.- Рыжая развернулась и ушла.
-Подожди,- я прокричала вслед. -Что я должна делать? Как мне быть, ответь! Я не справлюсь одна.-
Рыжая развернулась обратно и кинула острый, уверенный взгляд. -А ты не одна.-
-Он всегда был с тобой.-