Андорф.

Сидел безликий, будто день был сер. На улице светило безразличное солнце, чьи ветви света постигали пол комнаты через окно, создавая витражи на досках паркета. Он сидел и смотрел на стрелки часов, не думая ни о чём. Пустота в голове, это он практиковал уже долгое время. И удачно получалось. Да как такому, как он, могло бы не получиться? Секундомер всё двигался вперёд, с каждой секундой комната наполнялась пустотой и таким странным ароматом старины, пыли и антиквариата. Знаете, он въедается в лёгкие как ничего другое. Въедается так, как въедался и виски в печень Андорфа, но это было абсолютно незначительно. Вся эта мелкая часть болезни, болезни его непроницаемой, пустой души. А ведь создавал он совершенно другое впечатление. Острый, интеллектуальный взгляд глубоких серых глаз с лёгким оттенком ночного неба, прямой, красивый нос и весьма элегантные черты лица, в сочетании с бледной кожей и длинными, пшенично-белыми волосами. Молодой на вид человек продолжал тщетно сидеть в кресле, уткнувшись взглядом на часы и попивал Шотландский скотч. В комнате было тихо и уровень старины создавал невероятный уют, в сочетании с уже рыжим оттенком едва заметного вечернего солнца. Он всё ещё продолжал ни о чём не думать. Взгляд наполнила пустота. Только сейчас можно было бы сказать, насколько он бездушен. Увидеть прячущиеся черты его характера в глазах, в которых можно было потерять себя, вглядываясь дольше пяти минут.

Время. Оно имело столь большое значение и одновременно не значило ничего. Так он думал. Пройдя через всё то, что ему светило в длинной жизни сумраков, когда излишне добавлять светящиеся лучи солнца; в душу не светило ничего. Он сидел и наслаждался тишиной и одиночеством, которое стало столь привычным, чем-то прекрасным, как бальзам на душу. Ведь стены понимали его больше, чем любой из сотрудников и помощников. Как говорил Андорф - "все они криво мыслят". И действуют в итоге тоже. Он осуждал, не принимал всё, как есть, пытался всё сделать в умеренности идеальным, создав свою собственную систему разложения чужих систем. На то оно было похоже. Сильный и неприкосновенный, каким он был раньше; в лет так в 25 он уже являлся большой шишкой общества, не смотря на всю его ненависть к социуму и их моральным устоям. Они ему были противны. Грубый, чувствами онемевший и меланхоличный как стакан виски в пыльной комнате антиквариата, в которую едва проникает рыжее вечернее солнце. Таким он был.

Соблюдая свои вечные системы, бледноликий, проницательный хозяин всегда мог отличить правду от лжи. Но как-то раз, ему пришлось совсем не на руку... как-то раз, любовь разрушила его изощрённо педантичные взгляды и самонадеянность пришла в отчаяние. С кем не бывает, а с ним так нельзя было. Ведь если ты владеешь почти всем, у тебя нет прав на то, чтобы споткнуться о столь короткий корень. Ты можешь делать всё, только не ошибайся. Ведь тебя приравнивают к богу на земле. Ты - это власть. Ты - это боль и спасение. Ты - это всё... или только у тебя в голове. Всё это, должно быть, накапливалось бы за долгие годы у любого. У Андорфа этого не случалось. Сидя напротив камина с часами, он смотрел и не видел ничего. Сознание погрузилось в пустоту. Он владел совершенством во временном отстранении от всего. А вы когда-нибудь видели абсолютную пустоту? Так вот, с чего всё и началось...

В детстве, Андорф был спокойным и очень сообразительным мальчиком. Остерегался лишних слов, редко что могло вызвать у этого бледного, изящного малыша улыбку. Он любил цветы с шипами, когда все любили ромашки, гадая на них. Ему это было не нужно, он и так знал, кто к нему расположен, кто - нет. Проницательность была бы мучительна для простого человека. Этот мальчик был весьма не простым. У него не было родителей. Не было опёки. Не было ничего, кроме огромного дома со слугами, которым он владел уже с четырёхлетнего возраста. Раньше этого, он ничего не помнит... 

Когда Андорфу стукнуло 16, он уже поступил в Академию Высшего Закона, в которой проявил себя как до ужаса интеллектуальный ученик. Порой, его поведение было непонятным ни для учеников, ни для преподавателей. Но не смотря на сей факт, он был весьма популярным из-за своих нравов и умения высоко стоять в обществе, не задирая нос. Он всё заслуживал собственным трудом. Хотя... учитывая то, с какой лёгкостью этому юноше всё давалось, этого особым трудом и не назвать. Щёлкнул пальцами тут - всё, расположено, щёлкнул там - сделано. Девушки всегда его обсуждали, правда, они были не по его уровню интеллигентности, как и интеллектуальным был слишком низок для открытых бесед.

-Здравствуй, уважаемый Андорф,- Хихикнула Мэри, пытаясь начать удачный разговор. -Как ты поживаешь, что ты там пишешь?

-День добрый, уважаемая. Поживаю недобро, жизнь людей перепутана в сумраке, смотрите на их мечты - они перепутаны между утопиями и реальностью, а ведь удачный результат явно исходит от рациональности и приземлённых мыслей, не так ли? Он ответил спокойным голосом, как всегда без улыбки и посмотрел на Мэри, которая стояла, не знав ответа, ни то, как продолжить разговор.

-...Ясненько, ну я пойду- Она нервно хихикнула и ушла.

И так продолжалось долго. К Андорфу подходили лишь по деловым просьбам. Никто не умел вести с ним диалог по душам.